Статья Министра иностранных дел В.Макея “Либеральный международный порядок:можно ли его спасти в сегодняшнем негегемонистском мире?” (журнал «Россия в глобальной политике» , ноябрь 2022 г.)

Резюме

Либеральный международный порядок (ЛМП) возник после Второй мировой войны и достиг своего апогея в 1990-х годах, когда его главный либеральный сторонник занял положение гегемона на мировой арене. Важно отметить, что истинные корни порядка можно проследить в гораздо ранние времена, в конце XVIII века, когда в европейской политике обозначились два различных направления, экономическое и политическое. Сегодня эксперты склонны упускать из виду двойственную природу порядка, обусловленную этими двумя «следами», тем самым упуская из виду и присущую ему ключевую внутреннюю проблему. В то время как экономическая составляющая порядка может быть приемлема для всех, его политическая составляющая, воплощенная в так называемой идее «демократического мира», служит лишь цели поляризации мира. Немаловажно, что сегодняшний дискурс о порядке происходит в пост-гегемонистский период времени. Таким образом, те, кто продолжают настаивать на возможности спасения порядка, который был актуален для недолговечной эпохи либеральной гегемонии, упускают из виду тот факт, что для разнообразного мира необходим международный порядок нового типа.

Введение

В последнее десятилетие возрос интерес к теме так называемого либерального международного порядка. Этот интерес неуклонно растет, особенно в западном академическом сообществе, со своими «приливами» и «отливами». Основной движущей силой этой общей тенденции, по-видимому, является неизбежный подъем Китая и все более очевидный относительный спад Соединенных Штатов Америки. Многие эксперты утверждают, что господство Китая представляет собой долгосрочную экзистенциальную угрозу либеральному международному порядку, построенному после Второй мировой войны вокруг ценностей и интересов Соединенных Штатов Америки — доминирующей державы того времени. Согласно этой аргументации, поскольку Китай становится доминирующей державой на мировой арене, ему суждено заменить либеральный порядок международным порядком, который лучше отражает его внутреннюю политическую и экономическую систему. Поэтому, мы, по-видимому, являемся свидетелями становления «авторитарного» международного порядка. В свете такой логики западные академические круги в целом выглядят довольно пессимистичны в отношении будущих перспектив ЛМП.

Дебаты о либеральном порядке стали особенно острыми в 2016-2017 годах на фоне избрания Дональда Трампа президентом США, выхода Соединенного Королевства из Евросоюза, массовой миграции в Европу с Ближнего Востока, а также роста правого популизма и национализма в некоторых странах Западной Европы. Весьма показательным для этой тенденции стал выпуск журнала Foreign Affairs за январь-февраль 2017 года под названием «Не в порядке: будущее международной системы», в котором содержался ряд весьма интересных статей известных западных экспертов.

Более того, в апреле 2017 г. произошла интереснейшая интеллектуальная дискуссия о будущем ЛМП с участием двух известных западных политологов — Найла Фергюсона из Великобритании и Фарида Закария из США, — которые в течение почти двух часов детально излагали свой ответ на вопрос «пришел ли конец либеральному международному порядку»? Фергюсон утвердительно отвечал на вопрос, Закария – аргументировал об обратном. Большинство присутствующих проголосовало за пессимистичный взгляд Фергюсона.

Интерес к теме либерального международного порядка возник вновь в контексте специальной военной операции России на Украине, начатой 24 февраля 2022 года. В очередной раз особую активность начали проявлять западные СМИ. В целом, Запад считает, что действия России на Украине фактически нанесли смертельный удар по либеральному международному порядку, который уже и так пострадал в результате подъема Китая  с его все более напористой внешней политикой, а также на фоне постоянно нарастающих транснациональных вызовов и угроз, как, например, изменение климата, здравоохранение и многие другие. Согласно этому направлению мысли, надежд на возрождение либерального международного порядка нет.

С тех пор как тема ЛМП возникла около десяти лет назад, незападные политики и политологи также принимают участие в дискуссии, хотя, по-видимому, в меньшей степени. Например, Президент России Владимир Путин ясно высказался по этому поводу в интервью Financial Times в июне 2019 года, утверждая, что либеральная идея изжила свою цель и что либеральный международный порядок устарел, поскольку вступил в конфликт с интересами подавляющего большинства людей в мире. Регулярно участвует в дискуссиях и журнал «Россия в глобальной политике», который фактически является одним из ведущих незападных внешнеполитических изданий.

Дебаты по теме ЛМП столкнули между собой так называемые «демократии» с «автократиями», поскольку либеральный порядок ассоциируется с первой группой, а угроза для него якобы исходит от второй группы стран. Общепринятых определений для этих терминов не существует. Тем не менее, мы все хорошо понимаем, что они означают. В общих чертах под «демократией» в государстве мы понимаем форму правления, при которой власть децентрализована и распределяется более или менее поровну между ее различными ветвями, тогда как «автократия» — это форма правления, при которой власть централизована и где роль исполнительной власти достаточно сильно выражена. Например, «автократ» у власти никогда не согласится со знаменитым высказыванием президента США Рональда Рейгана о том, что «правительство не является решением нашей проблемы, правительство — это проблема». Любой «автократ», наверняка, поручится за обратное.

Эта статья представляет собой попытку внести скромный вклад в дебаты о либеральном международном порядке с точки зрения «автократического» государства, поскольку Беларусь, министром иностранных дел которой является автор, имела «честь» быть причисленной к этой группе странами Запада. Автор, конечно же, не претендует на то, чтобы представить взгляды всех «автократических» государств, а, скорее, свои собственные взгляды, основанные на многолетнем опыте работы в качестве высокопоставленного чиновника в «автократической» стране. При этом автор не придает терминам «демократия» и «автократия» уничижительного значения, а использует их лишь для удобства в том смысле, в каком они получили широкое распространение во внешнеполитическом дискурсе.

Возникновение, Сущность, Вызовы

Что такое международный порядок и почему нынешний порядок считается либеральным? Международный порядок в целом можно рассматривать как доминирующую модель участия в глобальной политике со стороны его акторов. Как это было на протяжении всей истории, ключевую роль в установлении международного порядка играла ведущая или гегемонистская страна в мире. Именно такая страна неизменно пытается установить определенные правила поведения на международной арене, которым вольно или невольно соглашаются следовать другие. Международный порядок — это, скорее, неформальный механизм, который можно рассматривать как нечто, что играет роль мирового правительства при фактическом отсутствии такого правительства.

Когда возник нынешний либеральный международный порядок? Согласно общепринятому мнению, этот порядок начал постепенно воплощаться в жизнь после Второй мировой войны, поскольку Соединенные Штаты при поддержке других западных стран способствовали созданию ряда международных учреждений, правил и норм, призванных избежать повторения ошибок 1930-х годов, и вместо этого продвигать идеи мира, процветания и демократии. Таким образом, в итоге порядок стал базироваться на таких учреждениях, как Организация Объединенных Наций и другие международные организации, международные финансовые структуры, такие как МВФ, Всемирный банк, Всемирная торговая организация, союзы коллективной безопасности, такие как НАТО, неформальные группы, например, G-7, G-20, ряд международных договоров и конвенций и многие другие формальные и неформальные договоренности и документы. В совокупности эти структуры влияют почти на все аспекты жизни на планете.

Порядок приобрел либеральный характер в силу того, что его сторонники инкорпорировали во вновь созданные глобальные структуры те специфические либеральные элементы, которые они практиковали в своей внутренней политике. Таким образом, ЛМП стал опираться на следующие ключевые элементы: свобода торговли, свобода движения капитала, демократическая форма правления, основанная на разделении и равновесии различных ветвей власти, приверженность правам человека, в частности, правам личности, гражданским и политическим правам и праву собственности. Представляется, что сторонники этих идей стали называть себя «демократиями» с той целью, чтобы убедить собственный народ в том, что последний имеет реальную возможность избирать власть и управлять государством через избранных представителей.

Либеральный международный порядок возник в контексте Холодной войны. Поэтому естественно, что со стороны Советского Союза и его союзников порядку был брошен вызов. Действительно, советский блок с его альтернативными вариантами внутренней политической и экономической организации представлял собой своего рода временную альтернативу западному порядку. Однако распад блока к началу 1990-х годов и принятие его бывшими членами «либеральных» ценностей побудили одного известного внешнеполитического аналитика провозгласить «конец истории», поскольку, согласно его логике, с победой либерализма над коммунизмом других альтернатив либеральному порядку уже не могло быть, и, следовательно, история, какой мы всегда ее знали, то есть история войн, соперничества и конфронтации, наконец-то закончилась.

Другой идеологический вызов ЛМП, хотя и довольно короткий, произошел от развивающихся стран в разгар Холодной войны, а именно в начале 1970-х годов. Деколонизация 1960-х годов вывела на мировую арену большое количество новых развивающихся стран, которые оказались в невыгодном положении в рамках либерального международного порядка, в частности, в условиях свободной торговли с западными развитыми государствами.

По этой причине развивающийся мир выступил с коллективным вызовом порядку. Инициатива развивающихся стран, получившая название «Новый международный экономический порядок», была оформлена в итоговом документе саммита Движения неприсоединения в 1973 году, а затем принята в виде одноименной резолюции Генеральной Ассамблеи ООН в 1974 году. Программа предусматривала ряд мер, направленных на пересмотр существующих международных экономических отношений в целях обеспечения большей выгоды для стран третьего мира. Однако реализация инициативы зависела от доброй воли Запада, который ее отверг.

Таким образом, похоже, что к 1990-м годам либеральный международный порядок выдержал все временные вызовы, брошенные ему, и стал сильным и устойчивым. Так что же пошло не так, что всего через несколько десятилетий, что на самом деле является мимолетным моментом с исторической точки зрения, глобальный дискурс о ЛМП из яркого оптимизма превратился в кислый пессимизм? Возможно, имеет смысл внимательнее присмотреться к феномену ЛМП как таковому, чтобы выяснить, не содержит ли он каких-то врожденных недостатков, предопределивших его неизбежный упадок.

Отличительный признак и основополагающий принцип

Когда политологи говорят, что либеральный международный порядок возник после 1945 года, они одновременно и правы, и неправы. Они правильно определяют эту дату как начало практической работы по созданию учреждений, связанных с порядком. Однако они ошибаются, не заглядывая в прошлое в поисках событий, которые предопределили появление порядка в середине XX века.

В своей книге «Мировой порядок» (2014) бывший госсекретарь США Генри Киссинджер утверждает, что по-настоящему глобального «мирового порядка» никогда не существовало, а то, что в наше время считается порядком, было изобретено в Западной Европе почти четыре столетия назад. Так, согласно Киссинджеру, Вестфальский мир 1648 года, который опирался на систему независимых государств, воздерживающихся от вмешательства во внутренние дела друг друга и сдерживающих взаимные внешнеполитические амбиции через баланс сил, стал отличительной чертой новой системы международных отношений. 

Еще одно важное понимание происхождения либерального международного порядка было дано британским критическим историком Эриком Хобсбаумом в его книге «Эпоха революции» (1962), которая стала первой в трилогии его книг о «длинном XIX веке». Э.Хобсбаум предложил концепцию под названием «Двойная революция», под которой он подразумевает Британскую промышленную революцию, произошедшую в конце XVIII века, и Французскую революцию 1789 года.

По мнению британского историка, Промышленная революция началась примерно в 1780 году и продолжалась 20 лет, в то время как с 1780 года революционные темпы изменений в экономическом развитии стали нормой. Французская революция, в свою очередь, вдохновленная идеалами философии Просвещения, привела к распространению таких идей, как демократия, национализм и либерализм. Либерализм фактически стал доминирующим движением в период после Французской революции. Либералы верили в свободу печати, свободу слова, гражданские права, честные выборы, свободу вероисповедания и частную собственность. Так, Хобсбаум определил Промышленную революцию как экономическую революцию, тогда как Французскую революцию он назвал политической революцией. В совокупности они составляют «Двойную революцию».

Нетрудно заметить, что ключевые элементы, определяющие сегодняшний либеральный международный порядок, — либерализм, свободная торговля и демократия — были созданы именно «Двойной революцией» на рубеже XVIII и XIX веков. Таким образом, если Вестфальский мир 1648 года был отличительной чертой для либерального международного порядка, то «Двойной революции», безусловно, можно приписать честь быть его главенствующим принципом и предшественником.

«Двойная революция» в итоге переросла в либеральный международный порядок. Но путь от первого феномена ко второму не был ровным и легким. В то время как экономическая часть «Двойной революции» приветствовалась тогдашними элитами ведущих государств, ее политическая часть подверглась нападкам со стороны консерватизма, связанного со Священным союзом, созданным в 1815 году Австрией, Пруссией и Россией для борьбы с идеями либерализма, национализма и демократии на европейском континенте.

Шансы на успех для политической части «Двойной революции» возникли только после Первой мировой войны, когда президент США Вудро Вильсон попытался реализовать свое обещание «сделать мир безопасным для демократии», данное им для оправдания вступления Америки в войну. Однако, эта попытка не увенчалась успехом, не в последнюю очередь потому, что президенту Вильсону не удалось заручиться поддержкой для своей послевоенной глобальной «демократической» программы в своей собственной стране.

Что касается экономической части «Двойной революции», то ее послужной список на протяжении большей части времени вплоть до нескольких десятилетий назад был довольно неоднозначным. С одной стороны, Промышленная революция, безусловно, способствовала человеческому прогрессу, поскольку благодаря свободной торговле и ускоренным темпам внутреннего экономического развития она помогла человечеству вырваться из так называемой «мальтузианской ловушки». С другой стороны, она привела к двум негативным последствиям.

На международном уровне она способствовала созданию режима свободной торговли, от которого выигрывали промышленные страны, в то врем как остальные общества приходили в еще больший упадок. На внутригосударственном же уровне Промышленная революция породила огромное социальное недовольство, поскольку богатые стремились к максимальному изъятию у бедных капитала в целях инвестирования в дальнейшее развитие и экономический рост. Можно утверждать, что коммунистическая идеология возникла в Европе именно в ответ на эту тенденцию.

Таким образом, «Двойная революция» породила два отдельных направления — экономическое и политическое, — которые полтора века спустя нашли свое отражение в либеральном международном порядке. Возникает вопрос, почему академическое сообщество, изучающие тему ЛМП, упускает из виду эту явную двойственную природу порядка? Ведь проблема с либеральным международным порядком, как будет показано в следующих разделах, заключается именно в его двойственной природе.

Эволюция

Как указывалось ранее, либеральный международный порядок смог справиться с двумя идеологическими вызовами, брошенными ему в XX веке, соответственно, социалистическим лагерем и третьим миром. Тем не менее, ЛМП не остался нетронутым. Вместо этого он претерпел свою собственную эволюцию. Одно важное событие произошло на ее экономическом «трэке», и одно важное событие случилось в его политической сфере. Оба события послужили трансформации либерального международного порядка, сделав его одновременно и более «гуманным», и более «агрессивным».

Ключевая тенденция, начавшаяся в 1970-х годах на экономическом фронте, носила положительный характер и сделала порядок более «гуманным». Речь идет о феномене «аутсорсинга», под которым подразумевается перемещение производства с Запада в развивающийся мир. Логика здесь очевидна: перемещая свое производство за границу, транснациональные корпорации (ТНК) снижают себестоимость производства за счет более дешевой рабочей силы в развивающихся странах и увеличивают свою прибыль, тогда как развивающиеся страны, принимающие «аутсорсинг» за счет прямых иностранных инвестиций получают возможность наращивать экспортный потенциал своей экономики, что позволяет им сделать скачок в своем собственном развитии.

Китай представляет в этом отношении самую большую историю успеха этого процесса. Действительно, благодаря своей экономической открытости и свободной торговле, Китай смог привлечь прямые иностранные инвестиции и за счет своего роста, ориентированного на экспорт, добился беспрецедентного экономического развития, которое позволило покончить с бедностью для сотен миллионов людей, и сделало Китай второй по величине экономикой мира. Эксперты сходятся во мнении, что в недалеком будущем Китай вернет себе титул крупнейшей экономики на планете, который он занимал веками до Промышленной революции. Многие другие развивающиеся страны, особенно в Восточной Азии, пошли по стопам Китая.

Эта позитивная тенденция не означает, однако, что либеральный международный порядок стал в полной мере «гуманным» с экономической точки зрения. Это далеко не так, потому что в мире остается значительный «неинтегрированный слой» — термин, придуманный некоторыми политологами для описания наименее развитых стран, «отключенных» от глобализации. Эта группа стран по разным причинам все еще очень сильно зависит от официальной помощи в целях развития и других форм международной помощи.

Итак, как себя чувствуют «автократии» в этой изменившейся глобальной экономической среде? Можно обоснованно утверждать, что «автократии» в целом извлекают выгоду из экономического компонента либерального международного порядка. Действительно, это подтверждается хотя бы тем фактом, что все они добиваются снятия странами Запада экономических санкций, если таковые введены против «автократий», потому что санкции ограничивают возможности получения выгод от свободы торговли и свободы движения капитала.

Более того, все «автократии» получают выгоду от доступа к потребительским рынкам в странах «демократии» и от трансферта технологий из «демократий», который в значительной степени осуществляется западными ТНК в процессе аутсорсинга. Важно также, что все «автократии» стремятся вступить во Всемирную торговую организацию (ВТО), чтобы в полной мере воспользоваться преимуществами свободной торговли. Таким образом, в целом «автократии» оказываются довольно интегрированными в экономические процессы и структуры либерального порядка и стремятся к еще большей интеграции.

Эти факты позволяют сделать вывод о том, что у «автократий» нет серьезных проблем с либеральным международным порядком в его экономической составляющей, т.е. со свободной торговлей и свободным движением капитала. Поэтому «автократии» в настоящее время вряд ли имеют интерес в изменении этого «экономического» статус-кво путем создания нового экономического порядка, по крайней мере, единство по такой инициативе между ними сейчас представлялось бы маловероятным.
Но у «автократий» есть одна «оговорка» в этой экономической области. Существующее положение дел в экономике кажется приемлемым для «автократий» на международном уровне при условии, что внутри страны «автократии» могут свободно проводить свою собственную экономическую политику под более сильным государственным контролем. Это явление получило название «государственный капитализм» и успешно практикуется во многих «автократических» странах. Действительно, у «автократий» есть веские основания для такой позиции, поскольку они прекрасно помнят, что отсутствие такого контроля и подчинение западному «Вашингтонскому консенсусу» привели к острейшему финансово-экономическому кризису в Юго-Восточной Азии в 1997-1998 годах и в Российской Федерации в 1998 году.

В действительности, у «автократий» есть проблема с либеральным международным порядком, конкретно, с его политической составляющей. Проблема состоит в том, что Запад стремится навязать остальному миру свою специфическую политическую форму внутреннюю правления, то есть «демократию». Почему это происходит? Эту тенденцию наиболее убедительно объясняет либеральная школа теорий международных отношений через свою теорию «демократического мира».

Эта школа задает вопрос – что определяет международные отношения – намерения государств или их возможности? – и однозначно отдает предпочтение первому фактору. Другими словами, если некоторые страны имеют добрые намерения по отношению к другим государствам, то им нет необходимости наращивать свой военный потенциал и вести войны. Но как добиться такого положения, при котором все страны имели бы только доброжелательные намерения по отношению друг к другу? Наверное, такой цели можно добиться, если все станут одинаковыми. Такая логика породила теорию «демократического мира» — точку зрения, что «демократии» не воюют друг с другом, потому что «демократические» правительства, в отличие от других типов правительств, подотчетны своему населению и, следовательно, не могут питать враждебных намерений против других «демократических» государств.

Эта концепция, в свою очередь, берет начало в идее немецкого философа XVIII века Иммануила Канта, который в своем труде «Вечный мир» (1797) утверждал, что государства с республиканской формой правления более способствуют миру друг с другом, чем государства с республиканской формой правления могут иметь с другими странами. Поэтому рецепт для преодоления ограничений международной анархии, согласно этой логике, заключался в том, чтобы сделать все страны системы одинаковыми по характеру их внутреннего устройства, то есть сделать их все республиками. Реализация этой цели сделала бы укрепление оборонного потенциала внутри стран и балансирование на международной арене неактуальными и ненужными в мире, населенном странами-единомышленниками. Таким образом, в итоге на планете воцарился бы вечный мир.

На момент написания Кантом своей работы именно республиканская форма правления ассоциировалась у ведущих мыслителей того времени с общественным прогрессом в противоположность «реакционным» и «консервативным» монархиям, господствовавшим в мире и якобы сдерживавшим прогресс человечества. Поскольку сегодня республиканская форма правления стала господствующей в мире и была принята как «либеральными», так и «автократическими» государствами, либералы заменили в теории Канта слово «республиканский» на «демократический» и, таким образом, пришли к модифицированному руководству по политическим действиям для западных политиков.

Очень важным моментом в теории «демократического мира» является тот элемент, что «демократии не воюют против других «демократий», но они свободны в борьбе с «деспотами», «тиранами» и «автократами». Именно так теория объясняет, например, первую с момента ее возникновения (в версии Канта) большую войну, которую «республиканская» («демократическая») страна вела против «злых» сил своего времени, а именно войны революционной Франции против европейских монархий в конце XVIII века.

С тех пор продвижение идей «демократического мира» сдерживалось другими глобальными силами, например, европейским консерватизмом в XIX веке и Советским Союзом в ХХ веке. Эта теория не имела шансов стать господствующей мировой тенденцией до 1990-х годов, потому что в мире не было гегемонистского «республиканского» или «демократического» государства, которое твердо стояло бы за ней.

Термин «гегемония» используется здесь в том понимании, в котором он был разработан итальянским политическим мыслителем Антонио Грамши в 1920–1930-х годах. Гегемония в этом «грамшианском» смысле означает не военное или экономическое господство одной страны над другими, а, скорее, отражение того факта, что все в системе охотно принимают чье-то лидерство, власть и связанные с ними властные структуры и считают их устоявшимися, естественными и легитимными.

В начале 1990-х годов Соединенные Штаты Америки стали державой-гегемоном. Америка могла бы использовать свой статус и власть более разумно с целью формирования и укрепления либерального международного порядка таким образом, чтобы он приносил пользу всем участникам системы международных отношений, тем самым обеспечивая прочность и устойчивость порядка. Однако гегемон выбрал эгоистический путь силовой политики, полагая, что пришло время воспользоваться временной слабостью других, чтобы укрепить свое собственное положение на земном шаре. Таким образом, «демократический мир» стал ключевым инструментом в арсенале внешней политики США.

В самом деле, чем было расширение НАТО, инициированное Соединенными Штатами, если не доказательством жизнеспособности теории «демократического мира»? Ведь с окончанием Холодной войны и распадом Варшавского договора его дальнейшее существование потеряло всякий смысл. Тем не менее, несмотря на отсутствие каких-либо угроз, альянс начал расширяться под разными надуманными предлогами, включая в свои ряды новые «демократии» и насильственно, в нарушение международного права, навязывая эту форму правления другим странам мира.

Чем были так называемые «цветные революции», вдохновленные и поддержанные Западом с целью установления «демократии» в других странах, прежде всего в бывших советских республиках, если не попытками практической реализации теории «демократического мира»? Более того, последовательное использование мировыми «демократиями» незаконных односторонних принудительных мер против «автократий» с целью ограничения выгод для них от экономической составляющей ЛМП также является частью усилий Запада по продвижению идеи «демократического мира».

Естественно, «автократии» сопротивляются попыткам навязать им «демократический мир» по той простой причине, что внутренняя форма правления в стране не может быть навязана извне. Внутренний облик каждого государства представляет собой сложный «исторический конструкт», на эволюцию которого оказали влияние ряд факторов, таких, например, как география, религия, культура, история взаимоотношений с соседними странами. Эти факторы исторически определили характер централизации или децентрализации власти в каждом государстве и степень взаимодействия исполнительной власти с другими ветвями власти.

«Автократии», к их большой чести, понимают этот сложный исторический процесс и не стремятся навязать свой централизованный и «автократический» образ жизни западным обществам, которые эволюционным путем внутреннего развития пришли к децентрализованной форме правительства и системе сдержек и противовесов власти.

Неудивительно, что навязывание определенному государству чуждых форм правления приводит к внутреннему хаосу и практически «разрывает» это государство на части, вызывая неблагоприятный «эффект перелива» проблемы во всем регионе. События подобного рода происходили в условиях так называемой «Арабской весны» на Ближнем Востоке и в Северной Африке.

Таким образом, «политическая» составляющая порядка служит подрыву и дискредитации самого порядка, тем самым порождая идеи о создании нового мирового порядка.

Новый порядок?

Нельзя не разделить общий пессимизм в отношении либерального международного порядка и его будущих перспектив. Тем не менее, причина этого пессимизма не была правильно определена в происходящем глобальном дискурсе. Проблема с ЛМП не в том, что некоторые события, например, Brexit, выборы Трампа или специальная военная операция России в Украине «подрывают» порядок. Все эти события – преходящие события, они приходят и уходят.

Проблема с либеральным международным порядком является структурной. История показывает, что мировые порядки (или, скорее, региональные порядки, если рассматривать их в исторической перспективе) процветали тогда, когда их поддерживали государства-гегемоны. Современный мир находился в гегемонистской фазе примерно с «падения Берлинской стены в 1989 году до падения Lehman Brothers в 2007 году», как выразился американский экономист Джозеф Стиглиц.

Действительно, это была эпоха триумфализма США, «однополярный момент». Политически этот «момент» закончился с «имперским» перенапряжением Соединенных Штатов в Ираке, Афганистане и других местах, в то время как экономически конец ему был положен конец глобальным экономическим и финансовым кризисом, вызванным «рыночным фундаментализмом», безраздельно господствовавшим в Соединенных Штатах Америки.

Сегодня мы живем в пост-гегемонистскую эпоху. Поэтому перед нами встает вопрос о том, какой порядок лучше всего подходит для данной стадии человеческого развития. История показывает, что в негегемонистские периоды преобладали региональные и, реже, идеологические порядки. Подходит ли регионализм (или идеология) для современного мира? Безусловно, это довольно жизнеспособный вариант.

Действительно, гораздо легче добиться эффективного сотрудничества на региональном уровне, чем на глобальном, потому что регионы представляют собой более сплоченные политические, экономические и культурные единицы, чем глобальная структура. В каждом регионе есть явные гегемоны в «грамшианском» смысле, способные влиять на формирование региональных порядков. Более того, политические мейнстримы во всех регионах, похоже, поддерживают такую эволюцию. Например, президент России Владимир Путин несколько лет назад выступил с идеей построения «Большого евразийского партнерства», направленного на укрепление и обеспечение еще большего сотрудничества и интеграции этой части света.

Таким образом, вполне возможно создать мировой порядок, который будет представлен и реализован посредством региональных порядков, связанных друг с другом через эффективное сотрудничество.

Однако дебаты на Западе в основном говорят в пользу сохранения нынешнего либерального международного порядка. Очень поучительна в этом отношении недавняя статья под названием «Последняя лучшая надежда: последний шанс Запада построить лучший мировой порядок», опубликованная недавно в журнале «Foreign Affairs».

Опираясь на речь президента США Байдена в марте 2022 года, в которой он сказал, что «Запад сейчас сталкивается с битвой между демократией и автократией, между свободой и репрессиями, между порядком, основанным на правилах, и порядком, управляемым грубой силой», авторы предложили идею создания группы G-12 в целях консолидации стран Запада. Они утверждают, что новая группа должна быть не разрозненной ад-хок группой, подобной G-7, а скорее эффективным механизмом для того, чтобы «помешать российскому реваншизму и конкурировать с Китаем». Они видят в своей идее последнюю надежду на спасение либерального международного порядка.

То, что предлагают эти авторы, не то, что они на самом деле имеют в виду. Фактически они предлагают укреплять региональный евроатлантический или, как его можно иначе назвать, идеологический «демократический» порядок. Рецепт, который они предписывают, — больше «демократии» для мира — наверняка не сможет спасти либеральный порядок как международный феномен. Наоборот, в случае реализации, эта идея фактически забьет последний гвоздь в гроб ЛМП, потому что консолидация Запада лишь заставит других ускорить темпы их собственной региональной или идеологической консолидации.

Таким образом, существующий разрыв между «демократическим» и «автократическим» лагерями будет только увеличиваться. Региональные или идеологические порядки, которые возникнут при таком сценарии, будут в большей степени вовлечены в соперничество, чем в сотрудничество друг с другом. 

Либеральный международный порядок как целостное явление не может быть спасен по той простой причине, что он не отражает факт многообразия мира. «Либерализм» и «демократия» действительно являются давно установившейся практикой управления во многих странах. Однако сегодня они не являются общепризнанными формами управления повсеместно, а лишь некоторыми из них.

Тем не менее, можно сохранить его полезные компоненты и включить их в новый порядок. Как было продемонстрировано ранее в этой статье, экономическая составляющая либерального международного порядка, хотя и не совершенна, в целом была выгодна подавляющему большинству стран мира. Его ключевые элементы свободной торговли и свободного движения капитала по-прежнему в целом приносят пользу большинству стран мира, которые их принимают.

Но возможно ли вообще построить новый действительно глобальный мировой порядок? Гипотетически можно, практически же результат нельзя предопределить, потому что такой порядок пришлось бы строить в отсутствие глобального гегемона, который мог бы «рулить» процессом. Таким образом, эти усилия потребуют от всех сторон согласованной и очень тяжелой долгосрочной работы. 

Отправной точкой для размышлений о такой возможности могут быть слова, высказанные Генри Киссинджером в его «Мировом порядке» (2014): «[мировой] порядок нужно культивировать, его нельзя навязать. Это особенно актуально в эпоху мгновенной коммуникации и революционных политических изменений. Любая система мироустройства, чтобы быть устойчивой, должна быть признана справедливой не только лидерами, но и гражданами».

Действительно, новый мировой порядок необходимо культивировать. Все ли страны мира и их население готовы сегодня приступить к строительству нового порядка, приняв этот «культивированный» подход? Очень сомнительно. Чтобы это случилось, в сознании политического мейнстрима Запада должна произойти своего рода революция. 

Прежде всего, «демократическим» ревнителям на Западе следует задать себе следующий вопрос: если гегемон не смог полностью добиться желаемого даже в период своего почти 20-летнего общепризнанного мирового господства, то на что он может надеяться и чего он может добиться сейчас, когда глобальная «конъюнктура» сильно ухудшилась для пост-гегемона?

Если они ответят честно, что не могут и не должны даже надеяться на успех, то следующим логическим шагом будет отказ от практик, связанных с теорией «демократического мира». Действительно, ни одна страна никогда не обладала силой, лидерством, стойкостью, верой и динамизмом, чтобы прочно навязать свою волю всему миру. Никто и никогда не сможет это сделать, особенно в условиях глобальной пост-гегемонии. Мир очень разнообразен, поэтому международный порядок должен отражать это разнообразие, если он должен быть принят всеми. 

Имея это в виду, автор хотел бы предложить один практический шаг. В частности, предлагается разработать в Организации Объединенных Наций Хартию разнообразия мира в XXI веке, в соответствии с которой все государства-члены могли бы согласованно установить некоторые ключевые принципы управления международной жизнью в эпоху пост-гегемонистского и очень разнообразного мира. Принятие этой идеи продемонстрировало бы, что все мы хотим строить новый международный порядок на основе существующих реалий, а не на мечтах.

Имеет смысл завершить эту статью словами Иммануила Канта, столь любимого на Западе за его интеллектуальную проницательность, породившую теорию «демократического мира» как пути к вечному миру, в надежде, что его почитатели на Западе также увидят вдохновение и в его других поистине поучительных словах: «Вечный мир в конце концов придет на землю одним из двух путей: через  человеческую проницательность или через конфликты и катастрофы такого масштаба, которые не оставят человечеству иного выбора». 

Еще не поздно продемонстрировать человеческую проницательность.